Дальше все как в тумане - дорога в госпиталь, первая помощь. На мое счастье дежурил опытный хирург, фронтовик, много видевший обожженных танкистов и применил простое, но действенное лечение, на мои руки накладывали пропитанные спиртом салфетки, которые снимали и боль, и жжение. Дней через 15 я был выписан с новой розовой кожей на руках, к счастью без рубцов, которые бывают после ожогов и прибыл в училище. 

  

По прибытии из госпиталя меня обвинили в поджог, как потом выяснилось подсуетился Гиммельфарб, и только показания двух других курсантов помогли установить истину. Забегая вперед, скажу, что этот курсант каждый год приносил какое-нибудь неожиданное происшествие. На втором курсе при преодолении полосы препятствия он умудрился напороться на штык. На третьем «сумел» прострелил себе ладонь холостым патроном. А первый курс он начал с неумышленного поджога штаба, а закончил его вообще чуть не убийством командира взвода на стрельбище. 

  

Дело было так. 

Гиммельфарба назначили сигнальщиком на стрельбах. Задача проще некуда - выпустить из винтовочного гранатомета ракету для подачи сигнала о снятии оцепления. Делалось это просто, на ствол карабина СКС навинчивался гранатомет, представляющий короткую трубу с внутренними нарезами, затем туда вставлялась ракета, представляющая небольшой цилиндр с выступами, входящими в нарезы. В патронник вставляли холостой патрон и при выстреле пороховые газы выбрасывали ракету, одновременно поджигая пороховой двигатель ракеты, который забрасывал ее по сравнению с обычными ракетами очень высоко и только на высоте загоралась сама осветительная ракета. 

У Гиммельфарба, как всегда, потерялся холостой патрон, и он недолго думая вытащил пулю из боевого патрона и вставил его в патронник, нажал спуск, но выстрела не произошло, раздалось тихое шипение и через некоторое время из гранатомета медленно выползла ракета и тут же упала к ногам горе стрелка. В хвосте ракеты тлел огонек. Только «изобретатель» хотел наступить сапогом на тлеющую ракету, как она вдруг резко двинулась вперед. Сделала на земле круг и взвизгнув ракета метнулась прямо на командира взвода, вышедшего из-за домика. Спасла офицера его отличная реакция, он успел отклониться. Правда несколько минут, он не мог ничего сказать, а только сглатывал. Первым словом командира было: 

- «Кто»? 

Гиммельфарб не мог говорить гораздо дольше командира, смог лишь поднять дрожащую руку, на что последовала такая череда меняющихся наказаний: 

  

- «Два наряда, три наряда, двое суток ареста»!!! 

В дальнейшем, к большому сожалению судьба оказалась жестокой к Гиммельфарбу. После окончания училища он попал служить в ВДВ. Однажды вне службы, будучи в гражданской одежде он пытался разнять драку между десантниками и местными парнями и получил смертельный удар ножом. 

Перед началом учебного года нас распределили по ротам, взводам и отделениям. Почему-то тогда все роты были смешанными, в них были взводы первого, второго и третьего курсов, то есть по принципу комплектования курсантский батальон ничем не отличался от пехотного в войска. Командирами отделений вначале у нас были курсанты второго курса, которые много с нами возились, хотя времени на это у них было мало, так как общение проходило после занятий. Хочется особо отметить добрые, товарищеские отношения со стороны старшекурсников, никаких «дедовщины» не было и в помине. Старшиной нашей третьей роты был третьекурсник, белорус, представляющийся так: 

- «Старрр..рр..шина трр..ретьей ррр..рроты старрр..ршина Ворр..рробей!» 

  

Ему кстати я обязан пониманием сущности воинской дисциплины, которое пронес через все тридцать лет службы в армии. А дело было так. Перед построением на обед я увидел, что мои сапоги в пыли и их нужно почистить, старшина всегда проверял чистоту сапог на построениях. Схватив щетку, я выскочил на лестничную площадку, хотя место для чистки было на первом этаже, решил смахнуть пыль здесь, на втором. Только махнул щеткой как увидел перед лицом блестящие сапоги и подняв голову, старшину, все понятно, сбегал вниз почистил сапоги и успел к построению. 

После обеда перед строем роты старшина объявил мне два наряда на работу, вручил лопату и показал на улице два места под ямы для столбов, определив их размеры и время - один час на яму. Предупредив что, если не уложусь в это время, то получу еще взыскание. 

В поте лица я еле успел за этот час, пока кстати мои товарищи спали в казарме, вырыть одну яму и доложить старшине, который проверил как я выполнил работу. На следующий день я вырыл вторую яму и запомнил на всю оставшуюся жизнь - ЛУЧШЕ ВСЕГО ДЕЛАТЬ ЛЮБОЕ ДЕЛО ОДИН РАЗ КАК ПОЛОЖЕНО, ЧЕМ ПОВТОРЯТЬ ВСЕ ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ. К слову за тридцать лет службы я имел только одно взыскание в приказе, о чем расскажу позже. 

С началом учебного года к нам пришел командир взвода - старший лейтенант Захаров. Среднего роста, плотного телосложения, спокойный, немногословный и требовательный. Он был примером для нас во всем, образцово выполнял строевые приемы, безукоризненно показывал упражнения на спортивных снарядах, отлично стрелял из всех видов стрелкового оружия. В общем, образец строевого офицера. Он, не считаясь со временем, постоянно, со спокойной требовательностью формировал из нас военных людей. Он был с нами постоянно, нам вначале казалось, что он и живет в казарме. Вот он присутствует на отбое и проснувшись утром мы опять видели его. Обязательно присутствовал на занятиях, которые проводили преподаватели, вместе с нами бегал зарядки и кроссы. Когда у нас были занятия на стрельбище и на взвод выделялась грузовая автомашина, но мы никогда на ней не ездили, грузили на нее мишени, а сами во главе с командиром взвода в полном снаряжении бежали на стрельбище. На окраине города был асфальтовый завод, мы останавливались и набирали в вещмешки килограмм по 15-20 песка и продолжали бег, по пути развертываясь в боевой порядок по командам: 

- «Противник слева!!!» 

- «Противник справа!!!» 

  

Когда прибегали на стрельбище, от нас валил пар, и сразу же начинались уже сами занятия по огневой подготовке. Захаров принципиально никогда не надевал перчатки и не опускал клапана шапки, того же требовал и от нас, постепенно приучая нас делать все голыми руками. На обратном пути все повторялось в обратном порядке, на асфальтовом заводе выгружали песок и налегке, бегом возвращались в училище. 

  

Прошел год, наш взвод по всем предметам занял первое место в училище, наш взводный стал ротным и получил капитана. Я его считаю первым моим военным учителем и наставником, которому я часто подражал потом, когда сам командовал взводом и часто вспоминал по-человечески с теплотой. 

В память врезался мой первый учебный день. Все училище выехало на полигон и там нам курсанты старших курсов продемонстрировали стрельбу из всех видов оружия. Стреляли из карабинов, автоматов, ручных, ротных и станковых, и счетверенных зенитных пулеметов, из безоткатного орудия, больно ударившего по ушам. Но больше всего меня поразила стрельба из противотанкового гранатомета. В момент выстрела мне показалось что курсант с гранатометом на плече взорвался, такой клуб черного дыма вспыхнул на том месте где он стоял, но, когда дым рассеялся было видно, что все в порядке и курсант улыбается и трясет головой. 

Первый месяц учебы был состоял в основном из строевой подготовки, изучения карабина СКС и уставов ВС. Все эти занятия проводил командир взвода и мы скоро поняли разницу в методике преподавания в школе и в училище. Если в школе на уроке все слушали учителя в пол-уха, то здесь командир взвода сразу видел кто невнимательно слушал и приказывал повторить. После второго замечания следовало взыскание. Тяжелее всего давалась строевая подготовка, после нее мы валились с ног, но до сих пор в ушах замечания, типа:

- «Иванов! Вам берданку на плечо и котомку за спину и готовый Дерсу Узала в тайге! Что вы горбатитесь! Выше голову!» 

Постоянная требовательность командира взвода сделала свое дело, на всю жизнь осталась строевая выправка у всех, кто был в нашем взводе. Через месяц, сдав зачеты по уставам и выстрелив три патрона из СКС, в будничной обстановке в казарме мы приняли военную присягу. 

После присяги к строевой и уставам прибавились все занятия с преподавателями по всем предметам, согласно курса обучения курсантов военного училища. 

Иванов Н.В. «Исповедь неудавшегося пехотинца».

Город Благовещенск на Амуре был глубоко провинциальным, хотя считался областным центром. Пыльные улицы, в большинстве своем не асфальтированные, застроенные деревянными бревенчатыми домами. О былой купеческой славе города напоминала только главная улица, застроена она была кирпичными домами, некогда принадлежавшими тем самым купцам, да выделялись на этом фоне здания драмтеатра, речного училища и дома офицеров и так называемый бывший «Гостиный двор» построенный еще в XIX веке купцами по аналогу «столичного» Санкт-Петербургского. 

Но все это меркло перед главной достопримечательностью города – рекой Амур. Величавая, шириной более километра, не спеша, с достоинством и сознанием своей силы и красоты несла он свои воды в Тихий океан и это зримо ощущалось, хотя до океана были еще тысячи километров, а на обрывистом берегу, где тогда не было тогда никакой набережной и в помине, располагалось Благовещенское военное училище. На другом берегу китайский город Хэйхэ, хотя городом назвать хаотическое нагромождение хибар из фанеры досок и кусков жести, как-то не поворачивался язык, в нем было единственное кирпичное здание, вернее его стены без крыши, окон и дверей. 

Местные жители говорили, что это был у них дом терпимости.  Летом в 1958 году китайцы здание отремонтировали, появилась крыша, рамы в окнах, двери, но в первую же грозу в здание попала молния и все здание вспыхнуло как спичка, несмотря на непрекращающийся ливень, сгорело, божий перст, однако!

На «нашем» берегу жили не богато, прошло всего 10 лет после окончания войны, но на «том» берегу была неприкрытая нищета. На весь город был у них один грузовик ЗИС-5, одна моторная лодка, своими глазами видел бурлаков, тянувших баржу. Иногда правда по Амуру ходили китайские пароходы. Их было два типа одни с огромным колесом сзади, как в фильме «Волга-Волга» другие с колесами по бокам, они были настолько тихоходны, что, появившись из-за поворота реки против течения до следующего поворота шли около часа. Весь пароход от носа до кормы был битком набит людьми, которые внимательно смотрели на наш берег и стоило только поднять в знак приветствия руку, как все на борту начинали неистово махать руками, платками, головными уборами пока пароход не скрывался за следующим поворотом. Очень уважали нас тогда китайцы. В стереотрубу мы потом наблюдали жизнь города более подробно. 

Одно время не могли уяснить одну пикантную подробность маленьких китайчат, для отправления естественных надобностей они не снимали штанишек, не расстегивали ничего, просто присаживались на несколько минут, вставали и бежали дальше. Это так заинтриговало курсантов, что не поленились сбегать и принести увеличивающую в несколько раз насадку для стереотрубы и рассмотрели - оказывается, у китайчат были ширинки, но не спереди, а сзади, и когда они присаживались, ширинка раздвигалась. Все гениальное просто. Также интересно было наблюдать за китайскими лодками. Китаец стоя на носу лодки одновременно греб и управлял одним веслом, как он это умудрялся делать нам не удалось разгадать. 

Забегая вперед, расскажу о помощи, которую оказывала наша страна Китаю, сам видел своими глазами. Когда наступили настоящие морозы и встал Амур, почти каждый день наша улица заполнялась стадами коров, которые передавали китайцам, в ответ китайцы вручали большие фарфоровые вазы, и мы понимали, что у них просто нечем другим «платить», хотя мы нашей стране эти коровы были не лишние. Однажды в один из дней на улице вместо коров выстроилась колонна новеньких Урал-Зис она долго стояла, оказалось, что не хватает китайских шоферов для перегонки на тот берег. Вопрос решили пограничники, допустили-таки наших водителей пригнавших эту колонну, к перегону автомобилей через Амур вместо китайцев.

Само училище произвело на нас впечатление учреждения накануне его закрытия, три пустых старых кирпичных казармы, одна из них была учебным корпусом, а две других пустыми из-за того, что весь личный состав был в летних лагерях, здание похожее на старинный замок, на первом этаже которого был спортивный зал, в котором мы, поступающие, жили, а на втором этаже располагался штаб училища. Вот и всё учебное заведение. Дальше по дороге слева располагалось длинное одноэтажное здание, в котором была швейная мастерская. Ещё дальше двухэтажная столовая, за ней автопарк и парк бронетехники. За казармами, огороженный с трех сторон забором клуб, с покатым полом в зрительном зале с низким потолком, что, впрочем, как выяснилось потом, не смущало ни курсантов, ни многочисленных девчат стремящихся попасть в клуб во что бы то ни стало на танцы, Какими путями они проникали на территорию училища - оставалось загадкой. 

В общем первое впечатление об училище сложилось негативное. Было ощущение какого-то третьесортного, несерьезного заведения и я решил не поступать. Была еще одна причина - я мечтал служить в авиации и только случай помешал мне поступить в авиационное училище. Потому на экзамене по химии я сказал принимающему гражданскому преподавателю что химию не знаю, так как в школе у нас по химии был учитель по совместительству, получил «неуд» и стал собираться домой. 

На другой день майор из учебного отдела построил всех двоечников и повел в учебный корпус, где распределил по соответствующим классам, и попал я снова к тому же преподавателю… Ему я снова стал объяснять, что ничего не знаю. В это время зашел майор, посадил меня в угол и спросил:

- «А формулу воды знаешь?» 

Я не задумываясь ляпнул:

- «H2O»

- Ну вот, а говоришь, что не знаешь!», - обрадовался майор и обращаясь к преподавателю сказал:

- «Ставьте ему тройку, а я с ним отдельно позанимаюсь». 

И выйдя со мной в коридор показал мне свой здоровенный кулак. 

Продолжение следует.